Багатурия Георгий Александрович – доктор философских наук, профессор МГУ

Реальный социализм с точки зрения классического марксизма

В виде двенадцати тезисов я попытался сформулировать свою позицию по этой теме: «Реальный социализм с точки зрения классического марксизма», чтобы мы смогли объективно, трезво представить наше обозримое будущее и действовать в соответствии с таким представлением, свободным, с одной стороны, от утопизма тех, кто призывает назад, к стране Советов, к восстановлению того, что у нас было, и, с другой стороны, диаметрально противоположно, от тех, у кого органичной является биологическая ненависть ко всему нашему прошлому, к нашей великой, первой в истории попытке перейти от классового капиталистического общества к посткапиталистическому, которое основоположники нашего учения называли коммунистической общественной формацией.

Поэтому вопрос: что такое реальный социализм? – представляет собой не чисто теоретический вопрос, а практический и актуальный интерес для нас сегодня. В идеологии, господствовавшей в советский период, реальный социализм отождествлялся с первой фазой коммунистического общества. По этому пункту одно из моих основных положений – я, разумеется, принципиально не согласен с такой интерпретацией и не скрывал своих взглядов и в советское время.

Итак, первый пункт: что такое реальный социализм с точки зрения марксистской концепции революционного преобразования общества?

Все знают, что это классически сформулировано Марксом в его «Критике Готской программы», там речь идет о трех основных стадиях становления и развития коммунистического общества в переходный период, в период диктатуры пролетариата. И две фазы коммунистической общественной формации.

Так что с точки зрения классического марксизма все попытки определить, что такое социализм, иначе, чем это сделано было у Маркса и Энгельса, являются абсолютно неприемлемыми. Само понятие «реальный социализм» содержало в себе допущение того, что существует или может существовать некий идеальный, чисто теоретический социализм, и понимание того, что это не совсем тот социализм, который мы представляли в соответствии со своим мировоззрением, было связано с этим понятием.

Соответственно возникли самые разные интерпретации. С одной стороны, говорили, что реальный социализм это ранний социализм, мутантный социализм, недоразвитый социализм. Некоторые даже считали, что это государственный социализм и даже государственный капитализм. Действительно, некоторые аналогичные черты можно было заметить, в связи с этим возникли и такие псевдомарксистские представления, что возможен какой-то рыночный социализм, или шведский социализм.

Социальные завоевания Швеции интерпретировались тоже как один из вариантов того, что можно называть социализмом. Поэтому я, конечно, категорически не согласен с тем, что социализм можно определять десятью-двадцатью разными способами, в том числе некоторыми из упомянутых, тогда, когда существует ясное определение этой стадии.

Насколько мне известно, в теоретическом наследии Маркса и Энгельса нет нигде отождествления первой фазы коммунистической общественной формации с понятием «социализм». Такого прямого отождествления вы не найдете в наследии Маркса и Энгельса.

И все-таки, что такое первая фаза, если отождествлять ее с социализмом с точки зрения Маркса и Энгельса достаточно однозначно? И тут разномыслия и различных интерпретаций быть не может. Это бесклассовое общество, основанное на общественной собственности на основные, то есть общественные, средства производства, общество, в котором господствует принцип распределения по труду.

Эти три главных принципа прямо вытекают из «Критики Готской программы» Маркса. И никакого другого с точки зрения классического марксизма быть не может. А классический марксизм для меня – это та форма, которая была разработана фундаментально и первично двумя основоположниками и которая представлена в теоретическом наследии Маркса и Энгельса. Мы имеем 50 томов русского издания, и мы теперь уже имеем почти 120 книг международного полного издания, а доведение этой беспрецедентной гигантской работы до конца удвоит те 120 книг, которые уже сегодня стоят на полках. И не в одной из них вы не найдете прямого отождествления первой фазы коммунистической общественной формации с социализмом. И вот эти три главных принципа, бесспорно, выражают точку зрения Маркса и Энгельса.

Поэтому я считаю, что общество, которое у нас было и которое называлось реальным социализмом, не было первой фазой коммунистической общественной формации. Кстати, когда я отождествляю общественную собственность на основные средства производства, говоря, что это – общественные средства производства, я исхожу из того, что с 1844 года, с работы Маркса «Экономические и философские рукописи», вслед за польским экономистом Фредериком Старбеком, Маркс различает индивидуальные и общественные производительные силы с точки зрения использования их в одиночку или сообща. С этой точки зрения, основные производительные силы – это общественные производительные силы. И поэтому с точки зрения определения первой фазы коммунистического общества надо посмотреть, что было у нас реально в жизни.

Но для того, чтобы трезво оценить, что собой реально представлял наш реальный социализм, для этого необходимо принимать во внимание различия между формальным и реальным.

Коротко о трех этих основных принципах. И на бумаге, и в Конституции, а не только в реальной жизни признавалось, что наше общество еще не является бесклассовым, есть два дружественных класса и какая-то прослойка между ними – это признавалось официально.

Но реально ситуация была даже сложнее. Вы знаете широко известную книгу Восленского под названием «Номенклатура», и есть интерпретация нашей ситуации, согласно которой номенклатура была тем господствующим классом, который в конечном счете эксплуатировал всё остальное общество, и в этом смысле была аналогия с так называемым азиатским способом. На эту концепцию Восленского можно было бы серьезно, очень серьезно возразить. Ту же идею, впрочем, выдвигал ранее и Джилас под названием «Новый класс».

И потом, даже с точки зрения дружественности или недружественности классов, которые существовали еще у нас, тоже не всё так просто и примитивно. Это что касается бесклассовости общества реального социализма.

Далее. Общество базируется на общественной собственности на основные средства производства. Формально общественная собственность в известных формах, государственной, коллективной и так далее, у нас существовала, по крайней мере юридически, официально, но реально ключевой признак собственности: кто извлекает материальную пользу, выгоду из того объекта, который находится в его собственности.

И с этой точки зрения, хотя на бумаге, в Конституции у нас господствовала общественная собственность на основные средства производства, реально, на мой взгляд, это была некая смешанная форма собственности, в которой были элементы общественной собственности, групповой собственности, индивидуальной собственности, частной собственности и, может быть, даже криминальной собственности. Достаточно упомянуть о таком не мелком, а достаточно широко распространенном явлении, как теневая экономика, которое получило достаточно серьезное развитие в ту эпоху «реального социализма». Так что даже с точки зрения базовой собственности этого общества не всё так просто.

Что касается распределения по труду, на бумаге это было действительно так. А каждый, кто жил и работал в то время, прекрасно знает, – хотя многие искренне убежденные марксисты и социалисты и сторонники того нашего прекрасного прошлого могут спорить по этому пункту, – что, с одной стороны, мы имели дело с уравниловкой, а с другой стороны, распределение часто было не по труду, а по креслу. И это порождало такое отвратительное явление, как карьеризм. И в этом смысле всё упирается чисто теоретически в то, что в гениальном «Капитале» Маркса теоретически не разработана одна очень важная ключевая проблема – проблема сведения сложного труда к простому. Десять или двенадцать раз Маркс говорит об этом в своем главном экономическом труде, но не дает нигде теоретического решения этой проблемы. Он говорит, что рынок устанавливает соотношение между сложным и простым трудом, но эта констатация ситуации в капиталистическом обществе. А если вы переходите к новому обществу и начинаете строить бесклассовое общество, в котором должно осуществляться распределение по труду, как вы будете определять количество и качество труда и соответственно оплату этого труда?

Неделю назад в Народной академии наук один математик делал интереснейший доклад. Они разработали методику определения стоимости вновь создаваемых продуктов. В этом еще надо разбираться, но у меня такое впечатление, что в основе лежит то, что в политической экономии называется теорией предельной полезности. Но то, что это осуществляется на рынке в условиях капитализма, этот математик попытался сформулировать в виде определенной теории и методики определения стоимости, в особенности вновь создаваемых продуктов, которые являются результатом новых технологий. И соответственно старые методы определения на глазок рыночной стоимости того или иного нового продукта не работают, необходимо новое решение. Эта разработка, как мне представляется на первый взгляд, не снимает проблему, которую не решил Маркс и которой занималось специально то направление буржуазной политэкономии, которое называется теорией предельной полезности.

Одним словом, я считаю, что это отождествление реального социализма с первой фазой коммунистической общественной формации некорректно.

В связи с проблемой: чем был этот реальный социализм – стоит и вопрос о причинах краха реального социализма. Потому что, только понимая, почему таким оказался итог семидесятилетнего существования нового общества, можно сделать из этого полезные выводы.

Эта тема заслуживает специального обсуждения, но я попробую предложить вам беглое перечисление полудюжины основных фундаментальных причин, которые, на мой взгляд, привели к подобному финалу.

Первое. Революция произошла в одной, не самой развитой капиталистической стране, в стране, в которой не было достаточно развитых предпосылок для социалистических преобразований. Дальше, на протяжении ряда десятилетий противостояния одной этой страны всему капиталистическому миру, ситуация осажденной крепости. При этом на это наложилась гонка вооружений, поражение в идеологической войне, в холодной войне, которую вел против нас весь капиталистический мир. Но к этому добавилось и кое-что еще. 1991 год, год контрреволюции, реванша за 1917-й, и в основе любой социальной революции с точки зрения теории Маркса лежит противоречие между производительными силами и производственными отношениями.

Мне кажется, что в данном случае подобное фундаментальное противоречие тоже сыграло свою роль. Это противоречие между развитием мировых производительных сил с теми общественными, в широком смысле слова, отношениями, – это отношения и политические, и социальные, и экономические, которые сложились в нашей стране.

Это выражалось, как вы помните, в том, что на высоком уровне было принято решение соединить достижения современной научно-технической революции с преимуществами социализма. Соединили, как же! Компьютеры не научились на современном уровне делать. Это, к сожалению, объективный факт.

За этим лежало и особое положение работников умственного труда в этом реальном социалистическом обществе. Это – фундаментальная проблема, с которой тоже небесполезно разобраться, потому что, по моему глубокому убеждению, с точки зрения Маркса и Энгельса, те, кто сидит здесь в данный момент, люди, занятые преимущественно умственным трудом, это тоже часть рабочего класса 21 века, и притом та часть, которая становится всё больше и больше солью земли.

И мне кажется, что проблема превращения современного рабочего класса, в состав которого входит и этот отряд, подобна той проблеме, о которой писали Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии», «необходимость превращения класса в себе в класс для себя». То есть осознание этими составными частями современного рабочего класса их общих интересов и умение совместно действовать как некий единый класс.

В 1991 году, когда в стране назревала необходимость революционных преобразований, произошла не революция, а контрреволюция со всеми и многими и по сей день вытекающими из этого последствиями. Исходя из трезвого понимания того, чем было наше недавнее прошлое, «реальный социализм», для того чтобы трезво, объективно и успешно действовать в современном обществе, левое движение, коммунистическое движение прежде всего, должно иметь современную теорию, соответствующую эпохе 21 века.

Эта эпоха по целому комплексу важнейших показателей отличается от эпохи, в которой жили и создавали новое мировоззрение основоположники нашей теории. И я могу только в виде примера перечислить колоссальный рост производительных сил, неслыханный по сравнению с тем, что было достигнуто в 19 и даже 20 веках. Информационная революция, новая классовая структура общества, начало освоения космического пространства, начало преобразования не только окружающей природы, но и собственной природы человека, генная инженерия и многое другое. Колоссальная роль общественного сознания и науки в жизни общества, чего не было ни в 19, ни в 20 веке, тем более в предшествующих. Всё это создает принципиально новую ситуацию. Тут можно было бы целый цикл обсуждений организовать, чтобы представить себе, насколько отличается сегодняшнее познание от того, каким оно было еще сравнительно недавно. И появление таких новых направлений, как теория множеств, синергетика, общая теория систем, общая теория практики, новая наука, которую, отталкиваясь от наследия Маркса и Энгельса, еще предстоит создать.

И мы должны воспользоваться этим, чтобы понять, что же должно делать в этой ситуации левое движение уже сегодня. Или мы можем только наблюдать, осмысливать, дискутировать, искать те или иные определения. Но есть потребность, необходимость и даже легальная возможность не сидеть сложа руки.

Надо не только создавать предпосылки, но и содействовать созданию предпосылок, и это предпосылки интеллектуальные, теоретические, организационные, социальные, экономические и материальные предпосылки.

Прежде всего, чем мы можем заниматься, мы можем изучать, мы можем размышлять и познать прежде, чем преобразовать, – вот подлинный смысл знаменитого тезиса Маркса о Фейербахе: философы лишь различным образом интерпретировали мир, а дело заключается в том, чтобы познать его и преобразовать на основе этого познания. Поэтому работать над созданием современной теории мы можем, никто нам в этом не препятствует. Это первое.

Дальше – организационно – ну что это за коммунистическое или левое движение, если существуют десятки коммунистических партий в одной стране, которые не могут договориться между собой? Что это такое? Лет тридцать или сорок тому назад я в составе молодежной делегации был в ФРГ. Тогда социал-демократы шли к власти. Мы были гостями социал-демократического движения, и они нам говорили: «Мы должны показать населению, что мы можем управлять страной».

Так вот, надо готовить кадры, надо добиваться единства коммунистического и левого движения, надо вырабатывать новую теорию и распространять эти современные знания в обществе, и завоевывать умы. Как Маркс в свое время написал в одном из писем, что революция должна произойти прежде всего в головах рабочих! Вот здесь должна начаться революция, как любое практическое действие начинается с познания. Поэтому на первом месте стоит создание этой современной теории. Подготовка кадров. Кроме того, мы были не самой развитой страной в 1917-м, и это было причиной многих проблем, с которыми потом столкнулся процесс строительства нового общества.

Так что же, разве мы должны рассуждать как анархисты: чем хуже будет положение после глобального экономического кризиса, до которого неолибералы довели и нашу страну, и весь мир, тем лучше для нас, и должны радоваться тому, что они дискредитировали себя в результате этих мировых событий?

Нет, это не точка зрения марксистов. Мы должны содействовать выходу из кризиса, хотя на первый взгляд может казаться, что это в интересах буржуазии, а вовсе не всего народа в целом. Но надо создавать и эти предпосылки, для того чтобы созрели предпосылки для радикального информационного преобразования общества; общество, которое предпримет инициативу такого преобразования, должно не плестись в хвосте глобального развития, а занимать одну из передовых позиций. И точно так же надо создавать определенные материальные предпосылки.

Между прочим, для того чтобы заниматься преобразованием общества, по крайней мере, на какое-то время нужны и деньги. Деньги, которые могут не только пригодиться, но и позарез понадобиться.

И мне пришло в голову: а почему бы не поставить такой эксперимент в масштабе Сколково или в другом масштабе – тотальный контроль за доходами и расходами каждого гражданина? Электронные деньги, современные компьютерные технические возможности создают такую возможность, а это бы решило очень много проблем. Поэтому может и стоит это сделать в порядке эксперимента, подобно тому как в порядке эксперимента ученики Сен-Симона, после того как им не удалось организовать социалистическую коммуну, стали создавать банковскую систему. А ведь банки – это готовый механизм для учета и контроля, а без этого установление, развитие и существование нового общества невозможно.

Почему бы не готовить и такого рода объективные предпосылки для перехода на новый уровень развития?

И наконец, последнее. Мне кажется, что понятие «реальный социализм» возникло в результате определенного отрезвления в понимании того, насколько сложен процесс становления нового общества.

В свое время в ГДР, в ЦК Социалистической единой партии Германии возникла аналогичная идея, которая формулировалась иначе, а именно: социализм – это не какая-то фаза, а это целая общественная формация. В сентябре 1967 года в составе небольшой делегации, которую возглавлял Петр Николаевич Федосеев, которому мы помогали готовить соответствующий доклад. А в сентябре 1967 года отмечалось столетие первого тома «Капитала». И вот, в ЦК Социалистической единой партии Германии была конференция, на которой основной доклад делал Вальтер Ульбрихт. Он выступал в нескольких метрах перед нами и высказал такую, на первый взгляд заведомо некорректную, теоретическую идею: социализм – это особая общественно-экономическая формация. И Петр Николаевич в перерыве ходил и мучительно думал, как реагировать на это, потому что с точки зрения классической теории Маркса социализм – это не отдельная новая экономическая формация, в лучшем случае это определенная фаза или этап становления этой будущей формации при переходе к этой формации. Нужно было найти корректный выход из этой ситуации. И появилось понятие «реальный социализм» у нас и одновременно в ГДР, в руководстве ЦК СЕПГ. Появилась идея, что социализм – это не какой-то короткий переходный период, который мы с сегодня на завтра пройдем и преодолеем (вспомните, те заявления, которые у нас тогда делались, что вот к такому-то году мы будем жить уже при коммунизме и т.д., явно противоречили трезвому взгляду на реально складывающуюся ситуацию), хотя это никогда не было новостью для Маркса и Энгельса.

Маркс в своих «Экономических и философских рукописях» 1844 года говорит: теоретически преодолеть частную собственность – дело не такое сложное, но реальное уничтожение частной собственности – это процесс длительный и сложный. Маркс и Энгельс неоднократно прямо говорили, что дело коммунистического преобразования и вот этого уничтожения частной собственности – это дело поколений. Дело поколений!

Одним словом, эта проблема – что такое реальный социализм – серьезная, сложная, и мы должны спокойно и трезво, сопоставляя разные аспекты наблюдения и идеи, вырабатывать некоторое объективное понимание.

Мы должны понять, чем был этот «реальный социализм», и понять, что мы должны и можем делать дальше уже сегодня.

Я четыре раза был в Китае с интервалом по три года после каждой поездки. То, что там происходит, это, конечно, фантастические достижения! Я был там в дружеской среде, где на любой откровенный вопрос я получал откровенный ответ, каждый раз через три года приезжая туда и видя, как на глазах преображается это общество. Это заслуживает пристального рассмотрения и понимания, и в каком-то смысле это реабилитация того, что было и произошло с нами.