О СОЦИАЛЬНОМ НЕРАВЕНСТВЕ В США, РОССИИ И КИТАЕ СЕГОДНЯ
(опыт сравнительного анализа)
Л.Н.Доброхотов, доктор философских наук, профессор

      Аннотация. Статья посвящена анализу проблем социального неравенства в США, России и Китае сегодня. В ней достаточно подробно излагаются взгляды как классиков мировой социологии на эту проблему, так и современных ученых. Наибольшее внимание уделяется новейшим работам американских авторов. С учетом их аргументации, в статье содержательной критике подвергается идеология и практика неолиберализма и монетаризма, являющихся главной причиной кризисных явлений в социальной сфере США. В то же время в статье подчеркивается, что проводимая в России последние десятилетия социально-экономическая политика, являющаяся слепком с наиболее отсталых, опровергнутых наукой и жизнью американских наработок, ведет нашу страну в тупик. Сами же ведущие ученые США подсказывают нам иной выход из кризиса. Одновременно в статье на основании недавней поездки автора в научную командировку в Китайскую Народную Республику излагаются оценки ведущих китайских ученых-марксистов нынешнего состояния и растущих социально-экономические проблем Китая. По их мнению, их причина лежит в излишнем присутствии частнокапиталистического сектора в китайской экономике. Капиталистические отношения внутри страны наряду с нежеланием мирового капитала инвестировать в новейшие отрасли экономики этой страны, создавая себе тем самым опасного конкурента на будущее, лежат в основе нынешних проблем экстенсивного развития страны и растущих социальных проблем. По мнению руководства Компартии Китая, выход состоит в значительном увеличении присутствия государства и социалистических отношений в решающих отраслях экономике и в социальной сфере, максимально полном использовании исторических преимуществ социализма.

На наш взгляд, ничто так убедительно не свидетельствует о неотступно наступающем пределе современного капитализма и перспективности социализма как единственной известной человечеству альтернативной модели развития, как проблема социального неравенства. Конечно же, правы будут те, кто скажет, что те же проблемы демонстрировал капитализм и в предыдущие века, о чем убедительно писали классики марксизма и мировой литературы. Великие социалистические революции в России и Китае были прямым производным от возмущения масс социальной несправедливостью. И при всех проблемах, связанных с социалистическим строительством, при утрате социализма и СССР и в странах Восточной Европы,  при нынешних проблемах КНР, невозможно отрицать очевидный факт – социализм демонстрировал ничем несравнимую  эффективность в решении этой главной гуманитарной проблемы человечества. Демонстрировал, когда сохранял главные свои преимущества – общественную собственность на средства производства и социальные завоевания трудящихся. Гибель СССР и европейских стран социализма, а также проявляющиеся сегодня проблемы народного Китая – прямое следствие предательства или забвения этих первооснов. К ним надо возвращаться. Разумеется, с учетом особенностей современного капитализма и опыта социалистического строительства в разных странах.

С учетом этого, обращаясь к примеру США, необходимо согласиться с  положениями и выводами ключевой по важности недавней публикации  профессора Ж.Т. Тощенко «Прекариат – новый социальный класс», имеющей самое прямое отношение к нашей теме [Тощенко, 2015]. Господствующие в США сегодня взгляды на социальную структуру и социальные проблемы общества в подавляющем своем большинстве отражают либеральные или неолиберальные подходы, отрицающие марксистскую классовую методологию. В то же время, очевидно, что эта методология (если рассматривать труды Маркса, Энгельса, Плеханова, Ленина, Сталина, Грамши и других классиков) при всей ее фундаментальной важности не отражает и не может отражать новую социальную реальность. Усилия неомарксистов решить эту проблему по разного рода причинам оказались не до конца успешны. На наш взгляд, изложенная Ж.Т.Тощенко концепция – это действительно большой шаг вперед в развитии прогрессивной социологии, развивающий идеи Маркса об отчуждении целых социальных групп от результатов их труда и от всего общества.

О чем идет речь, если применить ее к исследуемой нами проблеме современной социальной структуры и неравенства в Америке? Можно констатировать, что в США прекариат в виде социальных групп населения, постоянно занятых временной, эпизодической работой, часто вовлеченных в теневой сектор экономики и подвергающихся наиболее изощренным формам эксплуатации при урезанных или грубо нарушаемых основополагающих социальных правах (и тем более отсутствии каких-либо  гарантий этих прав), составляет многие десятки миллионов людей. То есть, он действительно представляет собою новый социальный класс, никак не зафиксированный и не учтенный во всех ранее известных стратификациях и вообще в американской статистике.

Автор этих строк на основании своих наблюдений во время работы в США может высказать обоснованные предположения о том, кто же это, американский прекариат. Самой продвинутой и в случае успеха высокооплачиваемой и у нас, и у них считается сейчас социальная прослойка, занятая в сфере IT-технологий. Однако хорошо известно, что понятие успеха именно в этой сфере чрезвычайно неустойчиво, подвижно, часто призрачно. Занятые в этой области люди заранее знают о том, что их бизнес (или их занятость) могут рухнуть в любой момент из-за самой специфики этой специальности в условиях капитализма. Регулярная потеря работы и странствия по стране в поиске новой занятости с длительными периодами безработицы для них являются скорее правилом. Еще более неустойчивым  является положение множества лиц гуманитарных и творческих профессий, не имеющих постоянного места работы и осуществляющих свою трудовую деятельность на основании весьма сомнительных временных контрактов или устных договоренностей. Для этой категории граждан само понятие каких-либо социальных гарантий является неуместным.

Официально зарегистрированных безработных по состоянию на август 2015 года в США официально 5,3%. В то же время существуют совсем другие данные. Согласно им, реальный уровень безработицы в Америке может составлять от 20 до 40% в зависимости от того, кого и как считать безработными. Количество граждан США с полной занятостью в 2010 г. равнялось 120 млн. человек, а в то же время число лиц в трудоспособном возрасте (от 18 до 65 лет), исключенных из числа рабочей силы, поскольку по разного рода причинам они не числятся как активно занятые поисками работы, составляет 96 миллионов человек. Что делают или не делают эти люди – неизвестно. Государство ими не интересуется [Фантомная американская экономика, 2015]. Они и есть тот самый прекариат.

Наконец, в США находится гигантская по размерам армия нелегальных мигрантов – в 2010 году их насчитывалось около 23 миллионов человек в основном из Мексики и других стран Южной Америки [Нелегальная эмиграция в цифрах и фигурах, 2010]. И это, конечно, тоже прекариат – новый социальный класс Америки, требующий внимательного изучения.

На наш взгляд, тот факт, что американцы так «чувствительно» (болезненно) относятся к понятию «класс», считая его чуть ли не «запрещенной мыслью Америки», вызывающей у них «массу неприятных ассоциаций» [Paul Fussel, 1983] объясняется историей классовой борьбы в этой стране, не раз приобретавшей жестокие и кровавые формы. Тем не менее, причины для классового недовольства и классовой борьбы в сегодняшней Америке не только никуда не делись. Они еще и обостряются. И тут лучше американцам не прятать голову в песок. Американский исследователь Роберт Ротмэн недаром посвятил свою книгу именно проблеме неравенства как одной из самых опасных в США [Rothman, 1998].

Питирим Сорокин полагал: главная причина неравенства – неравномерное распределение прав, обязанностей и привилегий в обществе. Таким образом, он правомерно связывал в неразрывное целое проблему неравенства и проблему социальной справедливости (от себя добавим – в принципе неразрешимые в условиях капитализма) [Сорокин, 1992, 2005].

Еще Макс Вебер указывал на три неразрывных компонента неравенства. Первый – имущественное неравенство, ибо богатство далеко не всегда означает справедливое вознаграждение за общественно полезные результаты собственного труда и таланта. При капитализме оно зависит от полученного материального наследства, доходов за счет собственности, капиталовложений, недвижимости, акций, ценных бумаг и т.п. При этом представители разных, и прежде всего нижестоящих социальных классов, имеют неодинаковые возможности для приобретения активов и доходов.

По его мнению, второй компонент неравенства состоит в том, что разные люди и группы людей в разной мере пользуются почетом и уважением в обществе, имеют неодинаковый престиж (отсюда введенное им понятие «статусных групп»). При этом надо заметить, что в условиях манипулирования общественным сознанием в т.н. элиту зачастую попадают люди, не несущие никакой позитивной функции.

Третий отмеченный Вебером фактор – это власть. Далеко не всегда, писал он, власть получают достойные люди честным путем, и далеко не всегда используют ее на благо, а не во вред обществу [Вебер, 1991, 1994].

В современной американской и отечественной литературе давно определена сущность социального неравенства. Она – в неодинаковом доступе различных групп населения к социальным благам, здравоохранению, образованию, а значит – в различных стартовых возможностях граждан, что полностью противоречит американскому мифу о равных возможностях. Экономическое неравенство состоит при этом в том, что абсолютное меньшинство населения владеет большей частью национального богатства. Существуют обоснованные сомнения в том, что данное привилегированное положение завоевано этим меньшинством в условиях честной конкуренции, благодаря исключительно своим талантам и трудолюбию.

Сегодняшняя американская действительность лишь подтверждает данный вывод. Согласно опросу, проведенному газетой «Нью-Йорк таймс» и телекомпанией Си-би-эс в мае 2015 года, проблема социального неравенства является одной из наиболее тревожащих американцев. Так, 66% опрошенных считают: доходы должны распределяться более равномерно. Около 60% жителей страны полагают: важнейшей задачей правительства является уменьшение разрыва между богатыми и бедными [Scheiber and Sussman, 2015].

Кстати, необходимо отметить: не менее, если не более остро проблема социального неравенства и несправедливости воспринимается в России. Так, по данным ВЦИОМ за июль 2015 года, 77% россиян считают несправедливым распределение доходов в обществе. При этом 40% опрошенных главную причину неравенства видят в неоправданно завышенных доходах некоторых людей, а 27% — в несправедливо низких доходах социально незащищенных слоев населения [ВЦИОМ, 2015]. Согласно данным ФОМ (август 2015 года), 58% респондентов считают: льготы в России распределяются несправедливо [ФОМ, 2015]. Многие специалисты и политики в этой связи  говорят о несправедливости существующей у нас плоской шкалы налогов [Аганбегян, 2015].

Нам не следует забывать: принцип справедливости всегда являлся и является главным ценностным кодом нашего народа, а его нарушение не раз приводило страну к гигантским политическим потрясениям. Приближаясь сегодня к 100-летию русской революции, мы не можем не помнить: это был не только Великий  Октябрь. Ему предшествовал Февраль 1917 года, когда справедливое недовольство народа было использовано либеральной буржуазией и западными союзниками в диаметрально противоположных народным интересам целях.  И сегодня, организуя по всему миру цветные революции, призванные обеспечивать геополитические интересы США, американцы делают это только в тех странах, где уровень социального недовольства по разным причинам достигает взрывных значений. Другое дело, что в отличие от революций освободительных и прогрессивных, народ после этого, как правило, страдает еще больше (последний пример – киевский Майдан),  не говоря уж о последствиях данных событий для международной безопасности и нередко, интересов самой же Америки.

Возвращаясь к американцам надо отметить: их отношение к проблеме социального неравенства в значительной мере зависит от идеологических, партийных симпатий и уровня личного благосостояния. Среди сторонников демократов 80% требуют повысить роль государства в справедливом распределении доходов. Среди поклонников республиканцев таковых лишь треть.

Важно видеть пессимистическую динамику воззрений граждан США на данную проблему. Только за последний год на 17% уменьшилось число тех, кто уверен в том, что сегодня все жители страны имеют равные стартовые возможности добиться успеха в карьере и в создании благоприятных экономических и социальных условий (а ведь это — основополагающий миф об американском образе жизни). Шесть из десяти граждан полагают, что возможности пробиться есть лишь у «верхушки».

При этом две трети американцев выступают за повышение налогов для тех, чьи ежегодные доходы превышают 1 миллион долларов  [Scheiber and Sussman, 2015]. Тут опять приходят на ум похожие требования в России сегодня.

Учитывая вышесказанное, неудивительно, что в последнее время обсуждение проблем социального неравенства стало одной из самых злободневных тем в Америке – и в прессе, и среди ведущих ученых. Как отмечает лауреат Нобелевской премии Пол Кругман, несмотря на то, что США продолжают оставаться очень богатой страной, многие американцы экономически беззащитны от различных жизненных рисков. Они часто попадают в финансовые трудности, не имеют шанса выйти на пенсию и даже переставая работать по возрасту или болезни, не могут рассчитывать ни на что, кроме введенной еще Рузвельтом во время катастрофы Великой Депрессии обязательной страховки социальной безопасности (Social Security Number).  Эту очень ограниченную помощь сейчас получают 60 миллионов, а через 20 лет будут получать 90 миллионов граждан США. Но и ей грозит опасность иссякнуть [Ohlemacher, 2015].

Хотя финансовая верхушка страны не знает или не хочет знать об этом, о реальности напоминает хотя бы последнее исследование уровня жизни в США, подготовленное правительственным Федеральным Резервом. А эта реальность, указывает Кругман, противоречит общепринятому среди благополучных американцев мнению, что раз, согласно статистике, продолжительность жизни в США растет, то надо соответственно увеличивать возраст выхода на пенсию. И заодно, отказаться от «устаревшей» рузвельтовской системы обязательного социального страхования.

В то же время, напоминает ученый, реальность состоит в том, что продолжительность жизни и независимость от страховки социальной безопасности растет только среди привилегированной части общества. Именно эта часть общества постепенно отказывается от традиционных пенсий, а в результате постепенно иссякает пополняемый за счет этих пенсионных взносов фонд социальной безопасности [Ohlemacher, 2015].

В то же время в исследовании Федерального Резерва говорится, что каждые трое из десяти нестарых американцев не имеют никаких пенсионных накоплений и те же трое из десяти признаются, что за последний год вообще не пользовались никакой медицинской помощью, так как не могут себе ее позволить. Почти четверть опрошенных заявили, что они или члены их семьи за последний год испытали финансовые трудности. И вот что особенно поразило Кругмана: 47% опрошенных признались, что у них нет практически никаких сбережений на случай, если им неожиданно придется дополнительно к обычным расходам потратить на что-то 400 долларов(!).  Чтобы получить эту сумму, им придется что-то продать или занять эти деньги. Вот тебе и общество всеобщего благосостояния, обещанное американцам еще в 60-е годы прошлого века!

Другие американские экономические обозреватели проявляют не больший оптимизм. Как пишет Эдуардо Портер, 35 лет назад США занимали 13 место среди наиболее развитых стран мира по ожидаемой продолжительности жизни младенцев. Сегодня по этому важнейшему социальному показателю среди тех же стран они откатились на 29 позицию. В 1980 году по младенческой смертности США находились на одном уровне с Германией. Сегодня американцы в два раза отстают от немцев по этому показателю. Согласно докладу Национального исследовательского центра и  Института медицины о состоянии здравоохранения в стране, «практически по всем показателям смертности, выживаемости и ожидаемой продолжительности жизни США находятся в конце списка стран мира с наибольшим доходом».

По мнению Портера, самым шокирующим в этой статистике является даже не то, какими нездоровыми оказываются американцы в сравнении со странами, тратящими значительно меньше на здравоохранение и имеющими значительно менее продвинутую медицинскую технологию. Больше всего его потрясло то, как быстро Америка потеряла ранее завоеванные в этой области позиции. При этом вину надо возлагать, по его убеждению, не на врачей и больницы. Дело в общей социальной ситуации в стране.

Так, США лидируют среди развитых стран мира по количеству беременностей среди подростков – их там в семь раз больше, чем во Франции. И все это происходит в ситуации, когда в Америке четверть всех детей живет лишь с одним из родителей – самый высокий показатель среди развитых стран. А каждый пятый живет в бедности, что опять же один из худших показателей для группы развитых стран.

Что же касается взрослых, то согласно статистике, семь американцев из каждой тысячи сидят в тюрьме, что в пять раз превышает соответствующий показатель для развитых стран и в три раза больше числа заключенных в тех же США 40 лет тому назад.

Вывод американского аналитика: несправедливо проблемы американского здравоохранения валить на национальную систему здравоохранения, являющуюся, как известно, одной из самых передовых в мире по уровню медицинских технологий и квалификации врачей. Просто сама она, эта система при всех ее неоспоримых достижениях, не может справиться с навалившимися на Америку социальными проблемами. Как отмечают в этой связи в своем исследовательском докладе экономисты университета Чикаго, Массачусетского технологического института и университета Южной Калифорнии,  большая часть младенческой смертности в США вызвана «крайней степенью социального неравенства».

Факты говорят о том, что американские младенцы, рожденные белыми, имеющими высшее образование и замужними женщинами, выживают так же часто, как и у самых преуспевающих дам в Европе. Значительно чаще во младенчестве умирают дети, рожденные небелыми, незамужними и не процветающими американками.

Тут следует отметить, что в августе 2015 года в США широко отмечалась годовщина массовых расовых волнений, начавшихся после убийства черного подростка в городе Фергюсон, штат Миссури и прокатившихся по 100 американским городам. Не удивительно, что эта годовщина послужила причиной новых волнений и введения в Фергюсоне чрезвычайного положения. По данному случаю  ведущая газета «Вашингтон пост» опубликовала детальный доклад о положении дел с насилием в Америке. В нем приводятся данные о том, что только за год после тех событий полицейскими в стране был убит 601 человек. Причем, в отличие от широко распространенного стереотипа, большинство убитых оказались вооруженными белыми или выходцами из Латинской Америки, в то время как безоружные черные имеют в семь раз больший шанс быть убитыми полицейским, чем безоружные белые [Sandhya Somashekhar, Wesley Lowery, Keith L.Alexander, 2015].

Показательно, что и в этом репортаже, и в большинстве других материалов американских СМИ ничего не говорится о социальных предпосылках этой национальной трагедии с преступностью и насилием – ведь они лежат в самой структуре американского общества. Нынешние протесты в Миссури демонстрируют не только реакцию населения на действия полиции, но и его недовольство нищетой и несправедливостью. В настоящий момент в бедности пребывает больше половины населения Соединенных Штатов, при этом почти все они проживают в пригородах крупных американских мегаполисов где, как правило, и происходят расовые волнения. Именно эти проблемы несколько лет назад были в основе массовых протестов в Америке против нищеты, безработицы, социального неравенства, засилья крупных компаний, грабительской политики банков, получивших тогда название «Захвати Уолл-стрит».

Возникает вопрос о характеристике прогресса при капитализме как некоем однозначно позитивном явлении, о котором так любят поговорить и американские, и российские либералы. Практика рушит и эту иллюзию. Как пишет Портер, три или четыре десятилетия назад США считались самой преуспевающей страной на свете. И во многом (особенно с точки зрения военной, экономической, технологической мощи и уровня развития науки), эта страна и сегодня сохранила свое первенство. Но что касается состояния здоровья, благосостояния и общего процветания нации, США откатились за это время далеко назад.

И тут обозреватель вынужден сделать удивительное для американца признание. Оказывается, именно в результате навязанного США всему миру процесса глобализации рынок труда в развитых странах, включая сами США, потерял огромное число мест для рабочих семей. По той же причине можно говорить о стагнации среднего класса и национальной системы здравоохранения.

Однако социальные последствия этого именно в США проявились значительно острее и масштабнее, чем в других подвергшихся глобализации развитых странах. И дело здесь, по мнению Портера, в том, как ответила Америка на этот вызов, в социальном смысле практически «разорвавший страну пополам». Государственная поддержка американцев, находящихся в нижней половине пирамиды благосостояния, в этой ситуации оказалась слишком скудной для того, чтобы удержать общество в состоянии единства.

Конечно, отмечает Портер, в Америке есть неоконсерваторы, до сих пор уверенные в том, что во всем виновато государство всеобщего благосостояния, созданное во времена «Нового курса» и «Великого общества», которое по их мнению, ослабило трудолюбие народа и подорвало моральные основы нации.

В действительности же, когда глобализация ударила по тем самым рабочим местам, благодаря которым Америка в ХХ веке выстроила свой средний класс, государство всеобщего благосостояния проявило полную несостоятельность. Обветшавший к тому времени социальный «пояс безопасности» лопнул, не выдержав нагрузки.

И тут, объясняя этот провал фундаментальной американской либеральной мечты, в статье обозревателя «Нью-Йорк таймс» появляются совершенно неожиданные для этой либеральной и элитарной газеты ноты. «Вы можете назвать это нехваткой солидарности. Американские институты власти, выстроенные на основе ненависти к коллективному решению проблем, не смогли уберечь единство общества, когда рухнули экономические подпорки полной занятости за приличную зарплату».

Пока все потенциальные решения этой проблемы сводятся в США к убеждению и либералов, и консерваторов в том, что единственный выход – повышение качества образования американцев до уровня колледжа с тем, чтобы они могли найти себе место на высокотехнологичном и быстро меняющемся рынке труда. Люди со средним образованием, выходит, в этой новой реальности почти обречены.

И эта обреченность выглядит особо трагично  с учетом того, что проблема неравенства в Америке наиболее резко проявляется как раз в системе образования. Как утверждает Син Рердон из Калифорнийского университета, в современных Штатах разрыв в экономических возможностях для получения высшего образования (от которого, выходит, вообще зависит теперь жизнь и судьба американцев), за последние 50 лет не сокращается, а растет.

И перспективы на решение этой проблемы хотя бы по примеру стран Западной Европы, где государство экономически поддерживает студентов, также сокращаются. Сейчас общий тренд в Америке, вступающей в предвыборную президентскую кампанию 2016 года таков, что и в законодательной, и в исполнительной власти могут завоевать господство республиканцы, чуть ли не на Библии клянущиеся сократить или уничтожить все «социалистические» программы в области здравоохранения и образования, которые страна получила при демократах [Porter, 2015].

Однако вернемся в этой связи к проблемам рабочего класса США. Американские экономисты и политологи правы, утверждая вслед за президентом своей страны, что экономика США – одна из наиболее эффективных в мире с точки зрения генерирования капиталов. Однако проблема в том, как глубоко несправедливо распределяется это богатство среди американцев.

И задаваясь вопросом, что же является главной причиной отсутствия какого-либо видимого прогресса в росте доходов типичного американского рабочего (в отличие от баснословно обогащающейся финансово-политической и в целом властной элиты), они приходят к выводу, что дело тут не только в недостатке образования и снижении производительности труда. К примеру, Оливьер Джиованнони из экономического института Леви (Бард колледж) подсчитал, что часть национального дохода, доходящего до 99% рабочих США с 1980 года, сократилась к сегодняшнему времени на 15 процентов.

Этой же проблеме посвятил свою новую книгу под названием «Великий разрыв» (Great Divide)  лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц  [Stiglitz, 2015]. В ней он рассматривает целый комплекс происшедших в США экономических и институциональных изменений, ослабляющих благосостояние рядовых рабочих, но в то же время, служащих еще большему обогащению верхушки общества.

По мнению Стиглица, эти безусловно негативные изменения включают в себя дальнейшее ослабление профсоюзов, а также расширение торговых соглашений США с другими странами, направленных на защиту интересов корпораций, выносящих производство за пределы страны с соответствующим сокращением рабочих мест в Америке, и в этой связи мало что предлагающих для защиты прав «в прошлом относившихся к среднему классу рабочих».  В рамках тех же изменений происходит дальнейшая монополизация производства, сокращающая конкуренцию, а следовательно, возможности для создания новых бизнесов внутри страны.

Все это, по мнению Стиглица, значительно ослабляет переговорные позиции рабочих по отстаиванию своих трудовых и социальных прав. Что фактически узаканивает существование в США правовой системы, основанной на неравенстве.

Разумеется, американские исследователи и не помышляют об изменении политического и социального строя в США (монополистического капитализма), вся суть которого строится как раз на неравенстве граждан в их доходах, уровне и качестве жизни. Однако, многие из них полагают, что «хотя роль денег в политике не может недооцениваться», тем не менее институты (т.е. государственная система) могут быть изменены в пользу большинства. Отстаивая эту идею, Томас Филиппон из Нью-Йоркского университета и Ариелл Решеф из университета Вирджинии доказывают, что происходящая в США все последнее время финансовая дерегуляция на деле ведет к увеличению т.н. премий (достигающих нередко запредельных сумм) для финансовых управляющих за счет увеличения рисков для остальной части общества. Это опять наводит нас на размышления об аналогичных процессах в России.

В сложившейся ситуации понятно желание западных социологов найти формы если не решения, то хотя бы ослабления нарастающего в стране кризиса. Так, в выходящей из печати в США книге Энтони Б. Аткинсона «Неравенство. Что делать?» [Atkinson, 2015] на примере Британии приводятся известные леволиберальные рецепты хотя бы частичного выхода из положения. А именно: поднять минимальную заработную плату до уровня прожиточного минимума при гарантии не более чем 35-часовой рабочей недели для государственных служащих (т.е. 7 часового рабочего дня), заняться проблемой безработицы и препятствовать расширению практики нестабильной почасовой занятости, делающей недоступной для бедной части населения (того самого прекариата) обеспечение себе сносных условий существования

При этом профессор Аткинсон полагает, что налог на высокие доходы в Великобритании должен быть поднят еще круче, чем в настоящее время (до 65%  в сравнении с нынешними 50%), что позволило бы не только увеличить социальный бюджет государства, но также сократить искушение для менеджеров идти на все для увеличения прибыли и своих собственных премиальных. При этом надо заметить, что в отличие от Великобритании, в США совокупный налог на все виды дохода может также достигать 50%, однако мало кто из богачей в реальности выплачивает налог с половины своих доходов (опять вспомним, что у нас в России все – от бедняков до олигархов платят — 13%, что вообще беспрецедентно для большинства стран мира, особенно развитых).

Западные социологи признают во многом иллюзорной  надежду на реализацию этих и других подобных идей, тем более они во многом повторяют то, что без особого успеха предлагалось левыми в 70-е годы прошлого века.

Однако, отмечают американские специалисты, данные предложения все же выглядят более востребованными в нынешней ситуации в экономике и социальной сфере, которую многие там все чаще называют «вторым позолоченным веком» (имеется ввиду название романа Марка Твена под этим названием, в котором, сатирически переигрывая термин «золотой век», великий писатель обличал оргию безудержного накопительства на фоне нищеты, разразившуюся в США после окончания Гражданской войны).

Как говорит профессор Аткинсон, «мы зациклились в узком круге идей. Самое важное сейчас – расширить поиск возможностей для выхода из положения» [Atkinson, 2015].

На наш взгляд, примером такого поиска является тот удивительный для США факт, что одним из наиболее популярных в США претендентов на пост президента США от демократической партии в нынешний избирательной кампании стал независимый сенатор от штата Вермонт Берни Сандерс, открыто заявляющий о том, что его целью для Америки является «демократический социализм» шведской модели (даже в такой осторожной форме это явление для Штатов, с 1917 года до смерти боящейся «красных под кроватью», неслыханное).  А Сандерс в интервью газете «Ю-Эс-Эй Тудей» говорит о том, что американцы разочаровались в «жадности корпоративной Америки» и политической элите,  хотят глобальных перемен, чтобы «правительство работало на простых американцев, а не только на миллиардеров».

Не менее показательным является недавнее избрание лидером одной из двух ведущих партий Великобритании  — Лейбористской — левого социалиста Джереми Корбина, резко выступающего против мер жесткой экономии и за выход его страны из НАТО. Несмотря на активную кампанию диффамации в английских СМИ, он пользуется растущей популярностью среди народа.

Еще более интересными и знаменательными являются нынешние процессы в Китае. В ходе  недавней поездки автора этой статьи в КНР в качестве участника Форума мирового социализма, с гостями из России встретился директор Института Марксизма Китайской Академии общественных наук Чен  Энфу. В своем откровенном выступлении, отражающем характер дружеских отношений между нашими странами, товарищ Чен Энфу, с  законной гордостью говоря о выдающихся успехах, позволивших  Китаю выйти на первое место в мире по объему экономики и одно из первых по темпам роста ВВП (в 2015 году он достигнет свыше 7% при падении экономики России в том же году  чуть ли не на 4%), тем не менее, обратил наше внимание на тревожные процессы в китайской экономике и в социальной сфере.

По его словам, длящийся в КНР уже свыше 30 лет высокий темп роста ВВП во многом связан с экстенсивным характером развития народного хозяйства. Этот экстенсивный рост за счет расширения масштабов использования природных и человеческих ресурсов, направленный на простое увеличение и расширение производства без упора на качественные показатели, по мнению Чен Энфу, с одной стороны, стал фактором беспрецедентного наращивания экономической мощи  и  утверждения ведущей мировой роли Китая. Однако с другой он же привел к целому ряду серьезных и потенциально опасных проблем развития страны.

За счет безудержной эксплуатации  природные ресурсы Китая за исключением угля подошли к своему исчерпанию. Тот же экономический метод  — в том числе неограниченного использования угля  в промышленных и бытовых целях — привел к тяжелой экологической катастрофе. В  столице страны Пекине и целом ряде других городов загрязнение окружающей среды достигло критического уровня, угрожающего здоровью граждан.

Кстати, фактор состояния здоровья, в том числе детей и молодежи, стал одним из важнейших в неожиданно обнаружившейся в Китае проблеме – недостатке рабочей силы. С одной стороны, из-за недостаточного демографического роста (вынужденное разрешение властей китайским семьям иметь с одного до двух детей, по мнению экспертов, тут вряд ли поможет), а с другой — из-за того же экстенсивного состояния экономики, требующей излишнего применения малопроизводительной рабочей силы.

Тов. Чен Энфу рассказал нам и о другом. Экстенсивный характер китайской экономики, по большей части, основанной на технологиях прошлого века, не соответствует требованиям, предъявляемым XXI веком – переходу  на современные, прежде всего информационные технологии. Это создает угрозу поставленной  китайскими руководителями вполне реальной для этой великой страны задаче завоевания мирового первенства в качестве сверхдержавы, ибо в новом веке оно может быть основано уже не на количественных, а на качественных показателях — высокой производительности труда, качества выпускаемой инновационной продукции, экологической чистоты и культуры производства, высоких стандартах социальной защищенности населения. То есть, речь идет об угрозе глобальной конкурентоспособности страны.

В еще большей степени все эти проблемы характерны для китайского сельского хозяйства, отличающегося сравнительно отсталым и малопроизводительным уровнем производства, организации труда, низким уровнем жизни и социальной защищенности крестьян.

Что же касается проблем здравоохранения в современном Китае, то они усугубляются прежде всего тем фактом, что оно там в основном платное, что приводит к социальной дискриминации сотен миллионов людей, в том числе детей, молодежи, пожилых и инвалидов.  Другой острейшей социальной проблемой является пенсионное обеспечение. Пенсии там платят только работодатели, а не государство, и то далеко не все. Что же касается того огромного числа пожилых людей, которым в свое время по каким-то причинам не повезло с работодателем, и тем более вообще не работавших китайцев (в то числе по причине массовой безработицы, проблем с обеспечением детскими учреждениями и другим), то они пенсий не получают, надеясь исключительно на материальную поддержку детей. А если их нет? Или они не хотят проявлять заботу о своих родственниках? Не меньше проблем в современном Китае и с системой образования, в основном платного и по этой причине недоступного для многих.

По словам Чен Энфу, руководство Компартии Китая, и прежде всего Генеральный секретарь ЦК КПК и Председатель КНР тов. Ли Цзиньпин и его соратники по партии с позиций марксистской диалектики и исторического материализма рассматривают эту проблему. Они исходят из того, что в свое время реформы Дэн Сяопиня в области экономики сыграли столь же решающую роль в судьбе Китая, как и ленинский НЭП в судьбе нашей страны, разрешив опасный кризис государства и придав стране стимул для развития. И в том, и в другом случае это было обеспечено, разрешив в стране, строившей социализм и находящейся под политическим управлением Коммунистической партии, возврат к подконтрольных социалистическому государству и партии капитализму и капиталистическим отношениям в значительных секторах народного хозяйства.

В случае с Китаем, там эти отношения приобрели масштабный характер – как нам было сказано, к частнопредпринимательскомусектору в КНР сегодня относится от 70 до 80%  производства и сферы услуг. На протяжении десятилетий именно капитализм прежде всего обеспечивал мощный рывок Китаю в развитии его экономики, финансов и одно из ведущих мест в мировом разделении труда.

Однако к настоящему времени стало понятно, что за такое непропорционально большое для социалистического государства место в экономике капиталистических отношений стране приходится платить все более высокую цену. Прежде всего, в Китае все более и более негативно стали проявляться известные всем и описанные в первой части этой статьи пороки капитализма – как в сфере экономики, так и в сфере политики и морали (все это происходило и во время НЭПа в нашей стране, но он был тогда, как известно, относительно быстро свернут Сталиным). В частности, среди определенных влиятельных слоев общества, экономической и политической элиты начала активно развиваться прозападная либеральная идеология вплоть до открытых призывов к свертыванию социализма и ликвидации руководящей роли КПК.

Это и понятно. По числу долларовых миллиардеров Китай стал занимать одно из первых, а по темпам увеличения их числа – первое место в мире. Естественно, что за их экономическим положением последовали политические амбиции. Само существование сверхбогатых в по-прежнему небогатом, с большим числом бедных людей Китае стало порождать вокруг них соответствующую идеологическую ауру, порождая растущую классовую напряженность в обществе.

Но самое главное состоит в том, что противоречия капитализма стали сказываться на самой эффективности общественного производства в КНР. Описанные ранее проблемы экстенсивного роста экономики за счет хищнического использования исчерпаемых природных и человеческих ресурсов ради быстрой прибыли любой ценой стали платой за капитализм. Как местные капиталисты, так и тем более мировой капитал оказались незаинтересованными в инвестирование в перспективные, инновационные технологии и отрасли производства, и тем более в необходимые для этого фундаментальные и прикладные исследования и разработки, подготовку и переподготовку кадров. Им нужна прибыть здесь и сейчас, они категорически не желают вкладывать т.н. длинные деньги на перспективу и тем более рисковать, не будучи уверенными в конечном результате. Понятно, что эту роль может и должно играть прежде всего государство (кстати, в США при всех описанных выше проблемах этой страны именно так и происходит). Тем более это задача социалистического государства.

Что касается несбывшихся надежд на зарубежных, прежде всего западных инвесторов в перспективные отрасли экономики Китая, то это, помимо всего прочего, связано с геополитическими интересами государств, противоречащих интересам КНР как их глобального конкурента и соперника. Последние стратегические шаги Вашингтона, направленные на создание т.н. тихоокеанского торгово-экономического партнерства, явно направленные на изоляцию и дискриминацию Китая, а также явно враждебные действия США в конфликтной ситуации в Южно-Китайском море, лишний раз это подтвердили. Западные  государства и Япония заинтересованы по-прежнему видеть в этой стране мировую фабрику продукции прошлого века и рынок сбыта готовых технологий, но никак не мировой центр современной мысли и революционных прорывов в науке, промышленности и сельском хозяйстве, сохранении и восстановлении окружающей среды и человеческого капитала.

В результате, страдая от отсутствия внутренних и зарубежных инвестиций, современные, перспективные отрасли народного хозяйства не получали в стране должного развития.  Китай стал все более отставать от наиболее развитых государств в технологической гонке и в социальном развитии, что никак не соответствовало обоснованным политическим амбициям этого великого государства. Исторические преимущества социализма, прежде всего в социальной сфере, в этих условиях также переставали эффективно работать.

Как нам было сказано, все это подвинуло руководство КПК во главе с тов. Си Цзиньпином к глобальному пересмотру стратегии развития страны с упором именно на социалистические принципы развития экономики и социальной сферы (разумеется, не имея в виду откат к давно устаревшей административно-командной модели социализма). Ведь, в конце концов, политическая власть в этом великом гиганте Азии после победы народной революции и национально-освободительной войны с 1949 года и до сего дня находится в руках народной власти и Коммунистической партии. Видимо, китайскому народу и коммунистам пришла пора воспользоваться этой властью во имя интересов абсолютного большинства граждан. Так что из Китая в ближайшее время можно ожидать важных новостей.

Подводя итог нашим размышлениям, можно сказать, что сама жизнь в начале XXI века подводит человечество на самых разных широтах и континентах к убеждению в том, что капитализм как экономическая система и идеология подходит к своему исчерпанию. Правда в том, что этот процесс, что называется, затянулся; как говорят те же китайские товарищи, он идет витиеватым путем, методом проб и ошибок, не без откатов и поражений, но открытая классиками марксизма аксиома общественного развития продолжает работать. Время социализма наступает повсеместно. И Россия, отмечающая через полтора года 100-летие потрясшей все человечество Великой социальной революции, конечно же, не окажется в стороне от этой решающей мировой тенденции.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аганбегян А. Тающие пенсии. Аргументы и факты, № 31, 2015 г.
Вебер М. Работы по социологии, религии и культуре / АН СССР, ИНИОН, Вып. 2. — М.:1991.
Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994.
Сорокин П.А. Человек, цивилизация, общество (Серия «Мыслители ХХ века). М., Политиздат, 1992
Сорокин П.А. Социологические теории современности. М.: ИНИОН, 1992
Сорокин П.А. Социальная мобильность. М., ACADEMIA, 2005
Справедлива ли система распределения льгот? Официальный сайт Фонда Общественное мнение, 7.08.2015 (http://fom.ru/Obraz-zhizni/12266 дата обращения 17.08.2012
Тощенко Ж.Т. Прекариат – новый социальный класс. «Социологические исследования» № 6, 2015
Фантомная американская экономика. Вести экономика. 16.06.2015
(www.vestifinance.ru/articles/58696 дата обращения 17.08.2015)

Atkinson Antony B. Inequality, What Can Be Done? Harvard University Press, 2015
Barber Benjamin R. Strong Democracy: Participatory Politics for a New Age. University of California Press, 1984.
Fussel Paull. Class: A Guide Through the American Status System. Touchstone. New York: Summit Books, 1983
Krugman Paul. The Insecure American. The New York Times, May 29, 2015.
Ohlemacher Stephen. Things to know about Social Security as program turns 80: Is it time for another overhaul? Associated Press, August 14, 2015
Porter Eduardo. Income Inequality Is Costing the U.S. on Social Issues. The New York Times, April 28, 2015.
Porter Eduardo. What the Debate on Inequality Is Missing. The New York Times, May 5, 2015
Rothman Robert A. Inequality and Stratification: Race, Class and Gender. Prentice Hall, 1998).
Scheiber Noam and Sussman Dalia. Inequality Troubles Americans Across Party Lines, Times/CBS Poll Finds. The New York Times, June 3, 2015
Somashekhar Sandhya, Lowery Wesley,  Alexander Keith L. 601 people shot dead by police this year. The Washington Post, Aug. 8, 2015
Stiglitz Joseph E.. The Great Divide. W.W.Norton & Company, 2015

www.marksizm21.ru/wp-admin/tools.php